НАРРАТИВНЫЕ ВОЙНЫ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: БЕЛАРУСЬ, УКРАИНА, РОССИЯ

Государство – главный производитель смыслов. Иногда это смыслы прямые, как это было в советской пропаганде, особенно в довоенное время, когда они напрямую транслировались в массовое сознание, например, со страниц газет или с экрана кинотеатра. Сегодня это смыслы косвенные, которые должны превратиться в прямые уже в голове их потребителя, что делает их собственными мыслями, которые человек как бы создает сам, потому они рассматриваются как более достоверные. Но все смыслы получают распространение только тогда, когда они вложены в соответствующие нарративы.

Мы живем в мире нарративов, поскольку наш мир построен нарративами. Нарративы идентичности удерживают государства в целости и сохранности, поскольку создают модель мира в голове у каждого, и эти модели мира отличны у каждой страны.

Государство – главный популяризатор нарративов, от него зависит, о чем будут говорить, например, 1 сентября: о первом дне в школе или о начале второй мировой войны. Государство ставит свои интересы на первое место, меняя под них нарративы своих граждан.

Нарративы формируют не только понимание прошлого, но и программируют будущее. Они дают варианты того или иного будущего, из знания которого возникает возможность рационального выбора. Каждое движение вперед опирается на тот или иной нарратив, который является не только интерпретацией прошлого, но и проекцией будущего.

СССР тоже строил свои нарративы. Брежневское время породило нарратив советского народа, который должен был быть выше национального деления. Однако Советский Союз распался как раз по границам республик. Предчувствуя это, Андропов хотел перекроить карту СССР, сделав границы не этническими, а экономическими, в соответствии народнохозяйственным делением.

Нарратив идентичности один из самых сильных, в соответствии с ним выстроены наши представления о мире. Особенно сильно на него работают национальные истории. Причины протестности в Беларуси Россия, например, увидела в “неправильном нарративе” истории страны [1]. Причем данная статья напечатана в военном приложении одной российской газеты.

У военных нарратив как инструментарий получил название вооруженного/боевого нарратива (weaponized narrative). Он призван вести борьбу не в физическом пространстве, а в пространствах информационном и виртуальном. Кстати, именно поэтому в принципе могут существовать нарративы идентичности, поскольку физическое пространство для всех одно, а виртуальное и информационное – разные, хоть и построены на базе однотипного физического пространства.

Атакующий нарратив направлен на разрушение имеющихся в обществе объединяющих структур, лишая их единого менталитета. В результате общества перестают быть едиными в своем поведении. Отдельные части атакуемого общества могут войти в конфликтные отношения друг с другом, поскольку этот уже имеющейся конфликт усиливается атакующими нарративами.

Нарратив, используемый как оружие, обладает такими характеристиками: “Вооруженный нарратив пытается подорвать цивилизацию оппонента, его идентичность и волю путем порождения сложности, беспорядка и политических и социальных расхождений. Он может быть использован тактически как часть открытого военного или геополитического конфликта; или стратегически как способ уменьшения, нейтрализации или поражения цивилизации, государства или организации. Использованный верно, он сокращает или даже делает ненужными вооруженные силы для достижения политических и военных целей” ([2], см.также  [3 – 4]). 

Нарратив обладает устойчивой структурой, облегчающей понимание и последующее запоминание информации, которая там заложена. Нарратив раздает “роли” участникам излагаемой истории, в результате чего и возникает “очеловечивание” предлагаемой информации – она начинает соответствовать конкретной модели мира. В такой четкой модели мира, а она лежит в основе идентичности, обязательно очерчены полюса, где есть “друзья” и “враги”.

Боевой нарратив четко направлен на две задачи: разрушение настоящего и выстраивание нужного будущего. Для этого и нужно четко очертить друзей и врагов. В ряде случаев ставится задача поменять их местами. Сегодняшний враг должен стать другом, а друг – врагом.

Друзья и враги могут проявиться даже одном и том же нарративе. Вот, например, два нарратива, транслируемых Россией на Беларусь:Россия спасает Беларусь от империалистической Польши,
– – Украина устроила пожары в чернобыльской зоне, чтобы навредить Беларуси[5].

Достаточно часто нарратив основывается на достоверной информации как точки отсчета, которая в нем получает нужную для пропагандистов реинтерпретацию. В вышеприведенном примере пожары в чернобыльской зоне являются фактом, но он получает интерпретацию ситуации, которую Украина якобы создает специально и сознательно, видя свои цели в ухудшении положения в Беларуси. Такие факты с другой интерпретацией и составляют наиболее сильную часть пропаганды, поскольку они отталкиваются от реального факта (в данном случае – пожары), о котором могли услышать почти все. Но этот факт получает нужную для атакующей страны интерпретацию.

Мифологема друг/враг существовала всегда. Сегодня ее искусственно заполняют нужными данными, например, Россия – друг Беларуси, Украина и Польша – враги. Так начинается управление эмоциями граждан. Причем современные медиа позволяют делать это одновременно для миллионов читателей/зрителей. Одномоментность и максимальный охват очень важны, поскольку та информация, на восстановление которой в голове требуется меньше времени, и признается мозгом наиболее достоверной, как считает нейропсихология. Отсюда самое важное требование тоталитарной пропаганды – максимальный повтор всего наиболее важного.

Когда мы добавляем новый нарратив в этот же контекст, а он, кстати, один из наиболее повторяемых во всех постсоветских странах типа Белорусская оппозиция организует геноцид по указке Запада, мы получаем цепочку реинтерпретаций. Запад – исходно плохой, раз белорусская оппозиция действует заодно с ним, то и она четко плохая. Это опора на введенную ранее информацию, такое “прикрепление” нарративов резко облегчает работу пропагандистов.

На этих моделях мы видим возрождение советских мифологем, где “враги народа” всегда имели связи с какими-то внешними игроками, в тот момент именуемыми империалистами, сначала с японскими, немецкими, а потом уже и с американскими. И это приход в современную эру самого древнего врага. “Чужой” – это враг и социальный, и даже биологический.

По этой причине принадлежность к “чужому” максимально подчеркивается в нарративной войне. Вот, например, такое сообщение, что алтайское ФСБ задержало “украинского шпиона” [6]. Тут уже два отрицательных пропагандистских понятия объединяются вместе – “Украина” + “шпион”. Правда, по ходу он оказывается российским офицером, а не каким-то лазутчиком из кино, сброшенном на парашюте. Для того, кто прочтет только заголовок, а таких достаточно много, в голове будет образ киношпиона, делающего свои темные дела не только в темноте, но и в черных очках.

Если же читать дальше, то открывается страшная картина. Нам открывают в нем такие характеристики, которых не может быть у российского офицера: “Сидорчук состоит в ряде украинских сообществ социальной сети «Вконтакте», в числе которых интернет СМИ «Типова Волинь», и другие группы: «Допоможемо разом Віталінці подолати хворобу», «Jackson Crack у пивному клубі Майдан». В друзьях у него также обнаружен кандидат в депутаты АКЗС от партии «Яблоко» Александр Гончаренко. Также его супруга не скрывала своего украинского происхождения. В комментариях к своим фото из Украины она отвечает на украинском языке” [7]. Правда, непонятно, почему она должна была скрывать свой родной язык или происхождение? Также неясно, как такой странный шпион мог вообще появиться, если он ничего не скрывает, то может он и не шпион вовсе…

Ср., кстати, заголовок уже киевской новости о другом “шпионе” – ФСБ задержала в Севастополе очередного “украинского шпиона” [8]. Здесь уже проскакивает “ироническая интерпретация”, поскольку эту новость написали уже в Украине. Здесь для украинского читателя сочетание “очередной” + “украинский” + “шпион” может вызвать только смех.

Нарратив мы можем определить как способ организации информационного пространства по нужной для пропагандистов модели, поскольку из него можно выводить все последующие возможные действия, выгодные пропагандистам, поскольку они будут уже не случайными, а системными. Так, если это “шпион”, то он должен быть разоблачен и осужден, а страна, его приславшая, тоже заслуживает наказания. При этом Россия забывает упомянуть, что число высланных за последнее время за шпионаж ее собственных дипломатических сотрудников просто запредельно.

Б. Элленбай предлагает такие характеристики использования стратегического вооруженного нарратива : “Вооруженный нарратив является основным средством, с помощью которого в противном случае мощные противники могут быть со временем ослаблены, а их способность вмешаться в планы и интересы атакующего субъекта уменьшены или уничтожены. Российское использование вооруженного нарратива в случае вторжения в Украину являются примером первого рода; российское большое вмешательство в американские и европейские выборы в продолжающихся попытках ослабить и разделить Запад пример последнего. Многие средства и техники являются частью набора вооруженного нарратива. Некоторые из них, таких, как убийство репутации, создание фейковых изданий, размещение фальшивых рассказов, являются традиционными, но могут быть гораздо более эффективными с сегодняшними информационными технологиями; другие, такие, как волны соцмедиа, распространяющие фальшивые мемы с помощью автоматических ботов, тем самым порождающие время циклов, которым атакующий объект не может соответствовать, являются новыми. Каждая конфронтация или кампания уникальны, поэтому требуют разного сочетания техник и средств” [9].

И еще: “Новым является удивительная сила сегодняшних боевых/вооруженных нарративов. Они атакуют нашу групповую идентичность – наше чувство того, кто мы есть, нашу особенность не быть идентифицированными как “другие”. Рост века связности позволяет атакам разрушать наши старые идентичности, которые связывали нас вместе. Но он также разрешает создание нарративов, которые определяют новые различия между “мы” и “они”, за которые стоит бороться”.

Российское воздействие на Беларусь облегчено тем, что российские медиа свободно транслируются в стране, оставляя интерес к собственным СМИ лишь для поиска местной информации. Как пишут аналитики: “Основным поставщиком контента общепропагандистского характера в Беларусь являются непосредственно российские СМИ – как телеканалы, так и интернет-ресурсы. Так, количество посещений из Беларуси российского портала Лента.ру сопоставимо с аудиторией крупного белорусского интернет-ресурса. Белорусы массово смотрят российские телеканалы в урезанном виде в кабельных пакетах, и в оригинале – по спутнику” [10]. 

Информационный мир становится нашими глазами и ушами, поскольку он дает нам то, что мы не можем увидеть сами физически. Но каждая такая новость всегда привязана к определенному фрейму, сквозь который и с помощью которого она подается и сформирована. Информационный и виртуальный миры намного более системны, в них не бывает необъяснимых отклонений и исключений, которыми наполнен мир реальный. Вопросы и непонятности из реального мира исчезают в мирах искусственного порядка из-за их намного большей упорядоченности. Кстати, нарратив даже и определяется как цепочка событий, объединенных причинно-следственными связями.

Темы России в Беларуси серьезно повторяют уже использованные темы России в Украине, поскольку исходят из одного источника и одной модели мира. Однако некоторая тематика в случае Беларуси должна прозвучать сильнее. Это такие наборы “инструкций” [5]:

– балтийский апокалипсис: “наряду с Польшей и Украиной, Литва и Латвия как соседи Беларуси – постоянные мишени прокремлевских сайтов”,

– либо союз с Россией, либо бесславная участь: “либо Беларусь станет частью России / пойдет на глубокую с ней интеграцию и тем самым обеспечит себе всестороннее успешное развитие, либо станет разграбленной колонией Запада / подвергнется полонизации и уничтожению самобытности / утратит часть своей территории / деградирует во всех сферах”,

– пост-коронавирусный мир: Россия на коне, Западу в пучине проблема – “на фоне извечного противостоянии Запада и России судьба мира выглядит довольно оптимистично, потому что история благоволит последней”.

Уже только эти повторяющиеся примеры демонстрируют, что для Беларуси Россия лишь слегка модифицирует свою собственную модель мира, а на Беларусь транслируется данная российская модель мира с активными доводами на присоединение к ней уже в физической реальности. Это выглядит вполне естественным решением, раз все так хорошо в реальности информационной и виртуальной, которые тиражируются для белорусов.

Ведется одновременно и борьба с конкурентами, например, о самом популярном сайте tut.by и его основателе – ушедшем из жизни в мае 2020 Ю.Зиссере говорится так: “Лидером мнений (в том числе признанным «королем байнета») при прямой административной поддержке быстро стал TUT.by покойного Юрия Зиссера – ведущий рассадник всякой идеологической скверны, включая разврат, содомию, бандеровщину, русофобию, литвинизм и полонофильство, антицерковность, антисоветизм (с явной симпатией к большевизму), глобализм, гендеризм, постмодернизм и всеохватывающий антропологический либерализм” [11].

Автор сайта Телескоп, из которого пришла эта цитата, борется с теми же врагами, включая Запад, но в качественно иной стилистике: “Наш главный тезис заключается в том, что серьезные потрясения в Белоруссии заслужены перед лицом Божьего суда и одновременно могут оказаться безальтернативным хирургическим средством исцеления по Его милости. Кем заслужены? Отнюдь не одним главой государства! Но всеми тремя основными ипостасями Белой Руси, которые в своем здоровом состоянии составляют единство: государством с его верховной властью, Церковью и самим народом” [12].

И еще: “Прежде всего, Александр Григорьевич позволил постепенно сформироваться в своем окружении консолидированной прозападной части элиты со спектром мотивации от либеральных и националистических приверженностей и убеждений до личного корыстного интереса и, несомненно, связанной с западными политическими центрами (даже если некоторые из них находятся на востоке, в России). Данная группировка, объединенная общими задачами, представляет собой «шестую колонну» во власти (и во влиятельных кругах): внешне лукаво, даже демонстративно лояльная, она, во-первых, стремится направить мысли самого президента, чиновников и простого народа на ложный и даже самоубийственный путь под «гуманистическими» предлогами; во-вторых, выжидает момента, когда можно будет тем или иным способом взять власть в свои руки, и сформировать из самой себя «новую правящую элиту Беларуси» под западным протекторатом (в том числе поделив народную собственность) – по образу всей постсоциалистической Европы и Кавказа” (там же).

Следует вновь повторить, что со стороны России происходит в сильной степени активация старого советского нарратива с четкими прошлыми геополитическими противниками, которые и сегодня остались теми же. К тому же, советскую пропаганду не имеет смысла отбрасывать, пока большая часть населения выросла в ее рамках.

Управление смыслами становится сегодня важной задачей, часть из которой и легла на нарративы и нарративную войну. Человек всегда и во всем ищет смысл. Ведь недаром в свое время Д.Дондурей ввел понятие “смысловиков” по аналогии с “силовиками”, говоря, что смысловики могущественнее политиков: “Следует признать, что это самая влиятельная секретная служба. Аналитический опыт здесь не копится. При этом каждый человек прекрасно осведомлен, как следует вести себя «по понятиям», как пользоваться неформальными практиками или гигантскими ресурсами двоемыслия. Смысловики в отличие от пропагандистов не получают специальных заданий по работе с массовым сознанием. Они просто живут в своей естественной среде, у себя дома. Делают то, что и всегда, – воспроизводят коды национальной культуры. Но именно это и есть их необъявляемые функции, можно сказать, миссия, которую они выполняют, перемещаясь в истории. Сохраняют сквозь все формы государственных перезагрузок (минимум пять только за последние 100 лет) родные протофеодальные матрицы. С их особым типом перемещения во времени: быстро вперед и сразу же – вспять. Именно они гаранты самого священного – усвоения гражданами российского «порядка вещей». Не случайно же он точнее всего предстает только в искусстве” [13]

И такая констатация: “Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции «особого пути» российского «государства-цивилизации». Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе, отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства российской жизни” [14].

Но все это делается с помощью и на базе нарративов, поскольку только эта форма функционирует в масс-медиа и массовой культуре. Эта форма может нести любые смыслы. И поскольку в России главной ценностью стало государство, то иерархия ценностей начинает упираться в нее.

В результате методом проб и ошибок была выстроена новая матрица ценностей. Дондурей видит ее следующим образом: “Новая культурная программа не осознается как целостная, но она именно такая. Базируется на вековечных матрицах, которые постоянно очищаются, получают новое содержание. Платформой является сверхценность: «Родина — это государство». Но с поправкой: государство не терпит рядом с собой самостоятельности ни одной макросистемы. Оно должно управлять: бизнесом, гражданским обществом, действиями любых социальных общностей, включая семью, формированием личности, безопасностью, правосудием, целеполаганием, медиа и художественным творчеством… Всем! И дело тут не в законах, не в «закручивании гаек» или наказаниях. Система сложнее устроена. Главное теперь не запретить, а включить в себя — поглотить инакомыслие. Делай что хочешь, но только с благоволения твоего начальника, инвестора, мэра, губернатора. Важно не допустить позитивной селекции, а значит, и неподконтрольного «порядку вещей» механизма отбора: людей, событий, дел, продуктов, помыслов, проектов” [15].

Мир строил свои картины мира и соответствующие им нарративы столетиями и тысячелетиями. Изобретение книгопечатания ускорило эти процессы. Масс-медиа и массовая культура стали делать это еще быстрее. Несколько смен политических режимов в двадцатом столетии принципиально ломали старую российскую матрицу, вводя на ее место новую. Но новое не так просто “привить”, поэтому происходит сохранение или восстановление старого.

Фигура Сталина и его мира перешла в России и в 21 век, поскольку совпала с желанием власти быть единственной вершиной, почти монархической. Отсюда и возникшая при Путине на месте “прародителей” и фигура Ивана Грозного, поскольку он одновременно и “грозный” и “новые земли брал”, а это важные характеристики для путинского правления и его собственного нарратива. Получается, что совершенно нового нарратива не бывает. Он всегда будет частично старым, частично новым. Если нужно пугать, найдется “пугающий”, если хвалить, найдется “торжественный”.

Отсюда внимание путинского правления к прошлому. Если Советский Союз характеризовался вниманием к будущему, поскольку он занимался его строительством, то путинское правление столь же активно строит прошлое. Именно оттуда растут корни его нарративов.

Характерной чертой стало появление фигуры Сталина в современных раскладах, однажды, например, только силовыми усилиями удалось остановить его появление на первом месте в телевизионном голосовании “Имя России” [16 – 18]. Это как в известном анекдоте, когда рабочему, который выносит со своего завода по производству мясорубок детали, никак не удается собрать из них мясорубку, так как все время получается автомат Калашникова. Так и в этом случае завод по производству пропаганды на самом деле делает частички портретов, из которых потом и возникает фигура Сталина.

Министерство обороны России провело в мае 2020 круглый стол на тему “Психологическая оборона” – “Борьба за историю – борьба за будущее” [19]. Год назад курс такого рода «Психологическая оборона: актуальные вопросы информационного противодействия» впервые прочитали в Военном институте Министерства обороны.  На завершении курса был даже первый заместитель министра обороны РФ Руслан Цаликов, отметивший, что данная тема должна изучаться более широко и получить научное обоснование: «После первого курса нам всем стала очевидной необходимость этим очень серьёзно заниматься. В курсе была затронута пока только часть проблем в области психологической обороны или психологического противостояния, в том числе в киберсреде» [20].

Сам этот круглый стол по психологической обороне множество СМИ осветили с помощью одной и той же фразы С. Михалкова (остальные участники, видимо, просидели молча): “Сегодня идеология у России одна – национальные интересы страны, это должно с молодых ногтей прививаться детям” [21].

Михалков в данном случае не самый лучший пропагандист, поскольку в последнее время погряз в массе медийных войн, усугубленных еще и запретом его телевизионной программы “Бесогон”. Произошло все это, когда С. Михалков стал воевать с Г. Грефом  [22 – 32]. Такие действия объясняют тем, что руками С. Михалкова делается война, именуемая “братья Ковальчуки против Грефа”, а они близкие Путину люди, у одного из них, кстати, на этой конференции также был доклад – “Гибридно-информационные угрозы, технологии противодействия”, который, наверное, единственный соответствовал военной тематике, поскольку остальные были чисто пропагандистскими, но таковой была и тема конференции. Но есть и такая популярная шутка в экспертном российском сообществе: “будьте особенно вежливы с путинскими охранниками, любой из них завтра может стать губернатором” [33].

Главным от министерства обороны на конференции был А. Картаполов,  заместитель министра обороны – начальник Главного военно-политического управления Вооруженных сил, которому теперь, видимо, подчиняется и религия. По поводу главного военного храма России, например, он высказался так: “каждый человек, особенно на войне, верит в то, что позволит ему остаться в живых и выполнить задачу. Я вам серьезно могу сказать, что на войне нет атеистов. Есть те, которые не признаются, что они чему-то или кому-то молятся. И сегодня мы возрождаем традицию, потому что в русской армии сила духа являлась определяющей. Воин должен верить – в правоту своего дела, в то, что даже если он погибнет, и для себя, и для всех окружающих он будет героем. Жизнь каждого человека бесценна, но если ее приходится отдавать, надо это делать ради чего-то очень высокого и важного. Чем является свобода и независимость нашей Родины – Матушки-России” [34]. Правда, одновременно армия проводит все же не молебны на юге России, а “военно-политические учения” [35]. 

А данный храм находится в центре медийного скандала, поскольку там сначала планировалась мозаика с изображением Путина, но из-за поднявшегося медийного шума все переиграли. Священнослужитель и богослов Андрей Кураев сказал тогда: «Это, кстати, явка в Гаагу с повинной. Раз икона с покореньем Крыма помещается в армейском храме, значит, армия и сыграла решающую роль в этой операции. А, главное – какая уверенность в том, что Божья матерь всё это и всех этих благословляет…» [36]. Сегодня он добавляет еще и такие слова: “Публичная ложь – это часть нашей нынешней корпоративной элитно-поповской культуры. Ради высшего блага, ради спасения людей, их душ, для вечности – вот ради этой великой цели можно всё: и предать, и оклеветать, и солгать, и вред причинить. В культуре этих людей совесть не болит, особых мук не возникает. Лично мне много раз в глаза врали священнослужители, в том числе высокопоставленные”.

Вернувшись к теме Беларуси, посмотрим на нее глазами военных и спецслужб России, мы говорим именно так, поскольку в ниже приведенных текстах оперируют информацией, которая явно не пришла из нормального потока новостей:

– “Польские спецслужбы давно уже раскачивают ситуацию в Гродненской и Брестской областях, где немалая доля граждан имеет так называемые карты поляков, дающие право их обладателям работать в Польше, обучаться в польских вузах наравне с поляками, открывать свой бизнес и в перспективе получить вид на постоянное жительство. При этом надо отметить, что «потенциальных поляков», получивших заветную карту, в Беларуси на четверть больше, чем на Украине, а именно – 130.000 человек. И воспрепятствовать получению фактически двойного гражданства власти Беларуси не имеют возможности – таковы плоды политики многовекторности, которую до последнего времени проповедовал белорусский МИД” [37];

– “почему, например, протестное движение в Гродно имело столь массовый характер и перекинулось даже на электорат, традиционно поддерживающий Александра Лукашенко. Не последнюю роль в этом сыграл этнический фактор – 24,8% Гродненской области составляют поляки. Религиозный тоже. Традиционно католики преобладают среди верующих Гродненской области, хотя и в остальной части страны функционирует достаточно развитая сеть католических приходов. При этом никаких проблем с отправлением религиозного культа католики Беларуси не испытывают. Католическая церковь хоть и не пользуется финансовой поддержкой государства, признана традиционной религией и освобождена от уплаты налогов. Имеется и своё католическое СМИ – в 2011 году архиепископ Тадеуш Кондрусевич выступил с инициативой организации в Беларуси вещания международного католического “Радио Мария”” (там же);

– “В событиях, которые западные СМИ уже окрестили «белорусской революцией», неожиданно обнаружился «молдавский след», который тесно переплетается со «следом украинским». Для организации беспорядков на улицах белорусских городов была организована подготовка тактических диверсионных групп в Закарпатье, Мукачево, Львове и Белостоке” [38];

– “На законспирированных мини-полигонах с макетами в натуральную величину типовых объектов государственной инфраструктуры Минска находятся 450 бойцов в составе сборных групп по 25 человек. Бойцы обучались наращиванию реактивных настроений в уличном социуме, быстрому переходу к острой фазе уличного противостояния с хорошо укомплектованным контингентом милиции, ОМОНа и президентской охраны. Задачи ставились разные: от захвата и 2−3-часового удержания Телецентра, а также районных администраций и отделов милиции до штурма СИЗО”  (там же).

Это такой клубок противоречивых и одновременно пугающих сообщений, однако принципиально бездоказательный, поскольку присутствуют лишь обвинения, точнее их формулировки, без всякой подтверждающей фактуры. Но они снова-таки четко соответствуют нарративу, поддерживаемому Россией о влиянии Запада на события в Беларуси. Логика здесь проста: “хороший” (Беларусь) может стать “плохим” только с помощью другого “плохого” (Запад).

Однако на массовое сознание, которое не выступает ведь в роли официального судьи, ищущего доказательства, это суммарно начинает работать, ведь в массовом сознании со временем могут остаться введенная информация как факт, а доказательства просто будут считаться потерянными.

Д. Золотухин говорит в этом плане о когнитивной предубежденности, когда люди берут информацию из разных источников, даже не имеющую подтверждения, и выстраивают причинно-следственные связи между ними, причем вне опоры на реальность [39]. 

Сам он вводит понятие нарративной регуляции как способа подталкивания человека думать и оценивать реальность так, как это нужно “регулятору” с помощью нарративов. Это инструмент, который может быть направлен на различные цели, этичные и неэтичные, то есть он может быть и хорошим, и плохим в зависимости от того, в чьих руках оказался.

Есть также важное деление на стратегические и тактические нарративы. Стратегический нарратив стоит в иерархии выше и носит более общий характер, реализуясь в ряде тактических. Тактические нарративы должны соответствовать стратегическому, никогда не отклоняясь от заданных, к примеру, наперед фигур врагов и друзей, поскольку это является своеобразной системой координат. Тем самым нарративы всегда доказывают свою истинность, поскольку порождают новую информацию в рамках старых и хорошо известных рамок.

Нарративы призваны нести в мир системность и осмысленность. Тысячи окружающих нас фактов должны стать взаимосвязанными, тогда наша картина мира перестанет быть случайной, став системной. Вооруженные такой системой мы сможем уже сами понимать новые факты, которые придут впервые. Такие стройные системы мира всегда давали сначала религия, а потом идеология. Они воспитали разум современного человека. Сегодня, когда их роль падает, человек пытается сам осмыслить окружающий его мир. И тут неоценимую помощь ему дают нарративы, которые приходят к нему в виде новостей в информационном пространстве и, например, телесериалов – в пространстве виртуальном. Отсюда истоки войны сериалов. Сделал Запад свой “Чернобыль”, Россия в ответ начинает делать свой, где среди героев уже заявлен агент ЦРУ.

Вернувшись к теме Украины, мы увидим уже гораздо более широкий набор российских нарративов. Д. Золотухин выделил их огромное их количество, причем они оказались привязанными ко времени, поскольку каждый период отличался своим набором, который Золотухин назвал “сериалом” [40 – 41]. Такой большой набор отражает интенсивную работы пропаганды, когда 2014 – 2015 гг. российские новости стали к удивлению россиян практически украинскими, поскольку речь в  них шла все время об Украине. Пропагандисты должны были работать интенсивно, чтобы “залатать” провал советской идеи братских народов. То есть народы остались хорошими, а вот власть оказалась плохой. Отсюда, к примеру, и было использование маркеров “фашисты”, “каратели”, “бандеровцы” и прочие для описания действия украинской армии, отсылающих к нарративу войны 1941 – 1945 гг. И поскольку реальных фактов не было, их приходилось придумывать. Так появился, у примеру, “распятый мальчик” или удостоверение СС с украинской фамилией в руках у Д. Киселева, которое почему-то было написано в современной немецкой орфографии, а не той которая была во время войны. Получается, что для зрителя не так важна достоверность факта, как правдивость того, кто это произносит.

Многие из анализируемых нарративов, направленным на Украину, однотипны с такими же “нарративными выстрелами” по другим бывшим республикам, надо только поменять название страны. Например:

• Украина – несамостоятельная страна, распадающаяся на части,
• Украина находится под внешним управлениям Запад,
• Украинская экономика стагнирует и разваливается,
• Украинская экономика не выдержит без торговых связей с Россией,
• Украина на грани распада, а западные союзники ее предали,
• Любовь украинцев к нацистской символике,
• Дегуманизация вооруженных сил Украины.

Это нарративы-кальки, которыми “стреляют” и по другим бывшим республикам. Но много и специфических, связанных с конкретными украинскими реалиями, особенно в точках, где имеет место вмешательство России: Крымом, Донбассом, сбитым с российского Бука пассажирским самолетом рейса МН-17, взаимоотношений с ЕС. На каждую из таких тем созданы десятки нарративов, где Украине предоставлена роль провинившегося ученика.

На это должна работать целая пропагандистская машина, порождающая нужные типы нарративов. Одним из источников этих нарративов по поводу Украины были аналитические записки Российского института стратегических исследований, ранее именовавшегося институтом внешней разведки, действия которого подробно описал бывший подполковник КГБ В. Попов. Вот некоторые отрывки из его книги:

– “Надвигались украинские события. Во время “торговой войны” России и Украины накануне Вильнюсского саммита в администрацию президента шли записки и обзоры, в которых утверждалось, что украинский народ со времен Переяславской рады неизменно привержен России, что “незначительные западные веяния” носят маргинальный характер, провоцируются кучкой профашистских выходцев из Западной Украины – тех территорий, которые входили в состав Австро-Венгерской империи, обладающих отличным от большинства социокультурным кодом. Подавляющее же большинство украинцев хранит память об общей истории, Великой отечественной войне, мечтает о возрождении общего государственного существования империи/СССР. Все, что так или иначе свидетельствовало об обратном, приписывалось деятельности НКО, финансируемых Госдепом США, Брюсселем, Варшавой и Вильнюсом. В записках, написанных или отредактированных Т. Гузенковой, звучали призывы максимально надавить на В. Януковича путем топливно-энергетического и торгового шантажа, добиться от него отказа от подписания Вильнюсских прелиминариев и обеспечить евразийскую интеграцию Украины” [42];

– “У российских аналитиков есть два универсальных, никогда не подводящих, хотя и не согласующихся между собой объяснения – происки фашистов и интриги Госдепа/ЦРУ/мировой закулисы. Поскольку она “закулиса”, что с нее спросишь, ведь о ней все равно ничего неизвестно вплоть до самого факта ее существования. Именно эти объяснения были положены в основу оценок “Правого сектора” (фашизм) и того безусловного национального подъема в Украине, для которого Майдан (мировая закулиса) стал лишь началом. Параллельно в АП шли записки о том, как хочет народ Крыма присоединиться к РФ, как он опасается украинизации, запрета русского языка и вытеснения православия униатством” (там же);

– “десятками шли записки о необходимости формирования в украинском тылу боевого пророссийского подполья, засылки диверсионных групп, подготовки к броску на юг в направлении Мариуполь – Николаев – Одесса и создания великой “Новороссии”, включающей Приднестровье, которая, как и Крым, должна была воссоединиться с Россией. Зато ни слова не было написано о возможном сопротивлении Украины, мобилизации армии и добровольческих формирований, о возможных санкциях, их последствиях. Реакция США и европейских стран НАТО даже не обсуждались. В конце октября частым гостем на институтских мероприятиях стал Гиркин (Стрелков), которого Л. Решетников неоднократно публично называл своим другом. По мере того как проект “Новороссия” все больше демонстрировал несостоятельность и неуправляемость, а из Кремля стали поступать сигналы о неготовности ввязываться в полномасштабную войну с Украиной и осуществлять бросок через Мариуполь на Приднестровье… стала очевидна экспертная вина института в процессе принятия (поддержки) решений, приведших Россию к серьезному экономическому и международному кризису” (там же).

Как видим, за говорящими пропагандистами еще стоят пропагандистские мозги, которые ими руководят. А на телеэкране мы уже видим общий результате их работы, подаваемый на экране “говорящими головами”.

Вернувшись к теме Беларуси, следует подчеркнуть, что однотипно с ситуацией с Украиной часть нарративов, отработав свои задачи, уходит со временем, а часть остаются постоянными. Таким постоянным нарративом естественно является анти-западный на пророссийском пространстве. В Беларуси его сформулировали в следующем виде:

Запад во всех его проявлениях – плохой и агрессивно настроенный в отношении Беларуси, будущее Беларуси возможно лишь в союзе с хорошей и высокоморальной Россией [43]. 

В рамках этого стратегического нарратива выделены отдельные 12 нарративов, объединенные в ряд групп:

1. Продвижение Русского мира,

2 – 5. Дискредитация Украины,

6- 8. Дискредитация Польши и балтийских стран

9 – 11. Дискредитация Евросоюза, США и Запада в целом 

12. Различная антизападная конспирология

Например, нарратив 2 имеет следующий вид: Россия не имеет отношения к конфликту на Донбассе, там нет российского военного присутствия. В Украине происходит гражданская война вследствие фашистского переворота 2014 года. Киев не заинтересован в мирном разрешении конфликта

Ради справедливости следует признать, что негатив против Лукашенко встречается и в изданиях анти-протестной направленности. Например, такой текст на тему минусов возможного “исхода компьютерщиков” из страны, поскольку  белорусский экспорт компьютерных, телекоммуникационных и информационных услуг в 2019 году составил $ 2,5 млрд: “Если происходящее в Белоруссии действительно приведет к массовому уходу из страны ИТ-компаний и специалистов, это станет еще одним репутационным ударом по Александру Лукашенко, для которого достижения в высокотехнологичном секторе во многом были личной историей успеха. В последние годы образ «последнего диктатора Европы» эксплуатировался все реже в том числе благодаря тому, что в Белоруссии целенаправленно создавались все условия для привлечения в страну самых передовых технологий и компаний” [44].

Нарративы способны менять структуру мира, поскольку с ними тяжело бороться, так как мы не понимаем их сильные и слабые стороны. Начав подобную борьбу с ними, мы лишь способствуем их усилению. Нарратив относится к виртуальному, а не информационному пространству, а с ним пытаются бороться как явлению из информационного пространства. Если информационное пространство заполняется с помощью новостных сайтов и традиционных газет/журналов/телевидения, то виртуальное пространство сегодня в первую очередь генерируется телесериалами и фильмами. Именно так создается современная мифология без богов, но с людьми. Нарратив также является такой практической мифологией сегодняшнего дня.

автор: 
Георгий Почепцов