«Гибридный» мир постправды. Нас не информируют, нами манипулируют

Сейчас, оказавшись в мире быстрой передачи информации, мы должны особо внимательно посмотреть на то, что именно получаем. Мы считаем, что нам дают информацию, на основе которой мы сами принимаем решения. Например, нас бомбардируют рассказами о себе кандидаты в президенты, напевая песенку «Выбери меня, выбери меня». Однако мы чаще получаем информацию с готовым «выводом», против которого нам сложно возражать, пишет профессор Георгий Почепцов в своей статье на detector.media.

На тех же президентских выборах мы знаем как плюсы кандидата, идущие от него, так и его минусы, распространяемые его противниками. И то, и другое соседствует в нашем разуме. То есть мы «копим» не столько информацию, сколько готовые решения.

Все это примеры того, как информация достаточно часто является не столько чистой информацией, сколько инструкцией к последующему действию. Именно этим можно также объяснить, к примеру, бесконечные рассказы о женитьбах / разводах кинозвезд. Удержание внимание на кинозвезде повышает ее капитализацию. Это важно, так как значительная часть коммерческого успеха проекта зависит от «стоимости» вовлеченных в проект звезд, коими должны быть актеры и режиссеры. И только потом идут жанр, тематика и сюжет.

Информация не выдерживает критерия объективности, если она является инструментом не информирования, а программирования будущего действия. Такая информация не описывает реальность, стоящую за ней, а продвигает реальность будущую, в которой заинтересован коммуникатор. Объективная информация направлена на прошлое или настоящее, которое описывает. Субъективная информация направлена на будущее, которое должно наступить, если объект воздействия будет от нее отталкиваться.

Кроме информации в сцепке с конструируемым будущим, которое она создает, есть другие типы искажающей информации. Искажение вообще является свойством информации, поскольку выдвижение чего-либо на первое место в поле внимания заглушает все другие варианты информации. В результате мы видим только то, что должны видеть.

Если физическое пространство замкнуто и ограничено, то информационное пространство, как и виртуальное, куда мы относим литературу, искусство, кино, не имеет границ. По этой причине взаимодействие в нем принимает самые разнообразные формы.

Начнем с того, что информация перестает быть просто информацией, когда она используется для того, чтобы отвлекать внимание массового сознания от другого события. Например, такую роль можно увидеть у Кашпировского и Чумака в позднее советское время и попытки запустить этот процесс снова в современной России. То есть можно информировать, а можно отвлекать.

Цветкова рассказывает о ряде таких фильмов и передач, внезапно пришедших на экран сегодня: «Гораздо интереснее выступил первый заместитель председателя Гостелерадио в те годы Леонид Кравченко — мол, показал нам Кашпировский, как эффектно у него все падают, мы и разрешили, потому что люди на это будут смотреть. Он же рассказал, что с Кашпировским ездили четыре женщины — работали, так сказать, закоперщицами в залах, первыми начинали мотать руками, отключаться и т. д. И операция в эфире без наркоза свершилась тоже над одной из них. Но вот что странно — эстафету ни с того ни с сего подхватил канал «Россия»: на следующий день его главное ток-шоу “Прямой эфир” вышло с темой “Кашпировский-75: я ненавижу экстрасенсов!”. Дело было в пятницу, начало уик-энда, не все смогли насладиться — видимо, поэтому и в понедельник “Прямой эфир” вышел с продолжением — вариацией на тему “Кашпировский-75: исповедь повелителя боли”. С зачином: “Годы летят, а он по-прежнему по всей России дает установки. И только команде «Прямого эфира» удалось взять эксклюзивное интервью у Кашпировского о секрете его феноменальной популярности на сломе эпох, о том, как сложился его образ советского чудотворца”».

Информация идет в сцепке с вниманием, призванным захватить массовое сознание в ущерб другим информационным или виртуальным потокам. Все телеигроки сегодня следят за тем, чтобы удержать телезрителей у своих экранов. Кроме политических задач перед ними стоят и чисто коммерческие, в рамках которых именно зритель становится тем товаром, который у них покупают рекламщики. Есть внимание — значит, есть телезритель и есть реклама.

Информация также может быть частью инструментария воздействия, входом для получения нужного результата. В результате ее обработки мозгом массовое сознание придет к нужным для коммуникатора и иногда неожиданным для объекта воздействия выводам самостоятельно. И это очень важно, поскольку на прямые призывы мы стараемся не реагировать. По этой причине прямая реклама теряет свою эффективность.

Кириллова, например, следующим образом раскрывает обработку граждан, живущих за рубежом: «Cоветская пропаганда базировалась на легкоопровергаемых тезисах, осознание ложности которых вызывало у человека ощутимый диссонанс. К примеру, высокий уровень жизни западных стран неумолимо контрастировал с постулатами о “загнивающем капитализме”, и преодолеть это противоречие было невозможно. Сегодняшняя пропаганда действует намного изощренней. Она не отрицает высокий уровень жизни в западных странах, внушая при этом, что эти страны абсолютно враждебны России. При этом внушаемую телезрителям идеологию ненависти можно определить как “идейный цинизм”. С одной стороны, поддающиеся такой пропаганде люди свято верят в необходимость войны с Западом на выживание, с другой стороны, они относятся к своим искусственно созданным “врагам” предельно цинично. Пропаганда внушает, что ложь, убийства, захват чужих территорий, война, клевета и даже уничтожение всего мира оправдано, поскольку “нам это выгодно”. Вместо теории “классовой борьбы” российские пропагандисты оперируют сегодня туманными рассуждениями о геополитике, суть которой в их изложении сводится к постулату “цель оправдывает средства”. В результате у таких людей не возникает никакого диссонанса между жизнью на Западе и искренней ненавистью к стране проживания. Использование западных благ они считают формой “борьбы”, и продолжают жить в США или Великобритании, поскольку “им это выгодно”, реализуя при этом свои патриотические порывы в участии в кремлевских проектах. Иногда этот “патриотизм” доходит до прямой работы против новой родины, что вполне укладывается в современную российскую идеологию».

Информация может выступать в роли фильтра, когда мы видим только то, на что она указывает, поскольку такое акцентирование преувеличивает статус объектов, о которых идет рассказ. Особо серьезную роль такая информация играет в случае рассказов о прошлом. Формирование исторической картинки, можно даже сказать исторической повестки дня, всегда очень важно для дня сегодняшнего. Государство в отличие от историков видит в прошлом только то, что ему нужно для сегодняшнего дня. Такое одномерное прошлое становится элементом современной политики, создавая причинно-следственные связи, выгодные для политиков. Такое формирование прошлого из настоящего чаще идет из виртуального пространства, где на первое место выходят телесериалы и романы. Обычный человек не может и не будет разбираться, так ли все было на самом деле. И исторические фейки могут занять свое место на постаменте истории.

Есть также пространство чистой лжи, где искажение действительности становится главным механизмом выживания. И, в принципе, на это может работать как полное искажение, так и частичное. Гозман отмечает: «Система, которая строится последние 18 лет, для своего существования требует постоянной лжи, иллюзорной картины мира. Для этого нужно представление о наших немыслимых успехах, надо говорить, что мы окружены врагами, которые хотят на нас напасть. Конечно, ситуация “враг у ворот” выгодна абсолютно для любой власти: она снимает вопросы о качестве сыра, о подаче горячей воды, о медицинском обслуживании и так далее».

Инструментарий опоры на врага такой же древний, как инструментарий опоры на героя. Здесь задействованы самые простые, чтобы не сказать примитивные чувства. Человечество долго поднималось наверх, чтобы потом скатиться вниз. Эмоции победили рацио.

Российское Агентство интернет-исследований реально вело пятилетнюю войну на территории США. И все это делалось при всем разнообразии интервенций все равно в пользу Трампа. По причине массовости никак не завершается расследование этих процессов.

Интересным оказалось ведение информационных действий, направленных на афроамериканское население, среди которых вербовались люди, которые приходили на митинги с литературой. Афроамериканцы получили больше рекламы на Фейсбуке и Инстаграме, чем другие группы. Пользователи в Фейсбуке, интересующиеся этими проблемами, получили более тысячи рекламных сообщений, которые достигли в целом 16 миллионов людей. Задачей было перенаправление политической энергии не по традиционным каналам, поскольку коммуникаторы не хотели, чтобы они пошли голосовать за Клинтон против Трампа.

Агентство интернет-исследований также помогало Трампу в его борьбе после выборов. Атаки на прокурора Мюллера называли его работу конспирологией. Одна из страниц Фейсбука утверждала, что он работает на радикальных исламистов, в другой директора ФБР Коми называли «грязным копом».

Оксфордский проект компьютерной пропаганды оценил охват аудитории между 2013 и 2018 годами в десятки миллионов пользователей в США. С 2015-го по 2018-й тридцать миллионов пользователей постов из Фейсбука и Инстаграма отреагировали на посты Агентства. Это все потому, что любая фейковая информация очень серьезно просчитывается, чтобы быть интересной для пользователя. Только так можно добиться того, чтобы пользователь сам включился в распространение фейка.

И все это операции влияния, где информация становилась средством программирования поведения. Именно об этом мы говорим, когда подчеркиваем, что информация не является «чистой», когда она подталкивает к смене поведения.

При этом Инстаграм оказался наиболее эффективной платформой по сравнению с Фейсбуком, Ютьюбом и Твиттером. На Интаграм приходится вдвое больше лайков и комментов, чем в Фейсбуке (187 миллионов на Инстаграме против 7 миллионов на Фейсбуке), хотя Фейсбук дает больше возможностей для реагирования. После выборов в 2017 году активность агентства в Фейсбуке, Твиттера и Ютьюбе выросла от 45 до 84 %, в то время как активность на Инстаграме — на 238 %.

При этом этот уровень отработанности коммуникаций в соцмедиа под углом зрения национальной безопасности отражает активное изучение этой проблемы на внутреннем материале. И это понятно, поскольку нельзя было выйти вовне, не отработав методы на внутренних сетях. И сегодня можно увидеть некоторые внутренние документы из взломанного сервера НИИ «Квант», принадлежащего ФСБ.

Или, к примеру, некоторые темы конференции с секцией на тему «Анализ интернет-данных и аналитические средства бизнес-разведки»:
• «Автоматическое обнаружение экстремистских текстов в сети. Создание русскоязычного корпуса»,
• «Выявление лингвистических признаков текстов противоправного содержания на русском языке»,
• «Особенности алгоритмов выделения сообществ в графах социальных сетей»,
• «Картирование политически активных групп в социальных сетях российских регионов»,
• «Деанонимизация пользователей сети Tor при помощи анализа трафика».

В другой работе, анализирующей информационное окружение персоны, можно увидеть следующие интересные схемы:

• «Концептуальная схема механизма воздействия СМИ»,
• «Ретроспективный социолингвистический анализ выявления социального заказа по речевым маркерам»,
• «Функциональная схема комплекса обработки информационных материалов».

В России даже уже иеромонахи пишут на тему манипуляции общественным мнением через виртуальные сообщества.

Мир фейков осваивает все новые и новые области по аналогии с политикой. Например, оказалось, что 61 % под электроникой в Амазоне являются фейковыми. Эта же тенденция присутствует и в Инстаграме. Просто раз это не область чувствительной политики, то никто так сильно на это и не отреагирует. Но это все тот же спрут фейка, только принявший иную форму. Кстати, и Украина впервые заговорила об «агентах влияния» более серьезно, а не чисто публицистически, задавая их как «лиц, чья деятельность направлена на формирование в атакуемых государствах благоприятного для агрессора общественного мнения или влияния на принятие в этих государствах позитивных для агрессора управленческих решений. Фактически их деятельность является ключевым элементом ведения подрывной деятельности против политических систем демократических государств и информационно-психологической войны против граждан этих государств. Одной из таких целей может быть выведение политических систем из состояния равновесия, в частности с целью дальнейшего ее свержения».

Человек окружен техническими информационными устройствами, которые несут не только позитивы, но и серьезные негативы. Это касается как смартфонов, так и технических гигантов в целом. Они несут нам информационную зависимость, которую можно рассматривать сродни наркотической. Они принесли нам и новые типы войны.

Ланье назвал техгигантов «империями по модификации поведения». Его самого гордо величают отцом виртуальной реальности. Ланье говорит: «Существующая побудительная структура состоит в том, что в любое время, когда два человека вступают в контакт, это финансируется третьим участником, считающим, что он может манипулировать первыми двумя. Такого общества никогда не было, где каждый находится под постоянным присмотром, постоянным наблюдением, когда все постоянно получают поток опыта, который динамически подстраивается под то, чтобы ими манипулировать».

Он задумывается и над тем, что, возможно, мы потеряли контроль над интернетом: «Я начинаю думать о социальных медиа немного так, как предложил Ричард Доукинс, что мы думаем о гене так, как будто у него есть своя собственная воля».

Как видим, основной акцент, который делает Ланье, базируется на том, что нами манипулируют, а не на том, что нам передают информацию. Об интернете он говорит как о «лабиринте обмана», где очень трудно найти нужную информацию.

В другом своем интервью Ланье говорит, что возникновение сетей совпало с исчезновением среднего класса. Он подчеркивает потенциальную опасность анонимности в сети: «Это ситуация, которая продолжает меня пугать. В истории можно увидеть способность людей концентрироваться как социальные лазеры жестокости. Это способность постоянна. […] Посмотрите, что мы имеем сегодня в мире. Есть экономический страх, объединенный с мгновенными раздражительными социальными сетями, которые созданы под порождение массовых акций. Как это звучит для вас? Для меня это как первый шаг к потенциальной социальной катастрофе. Я скорее приму риск оказаться неправым, чем не буду говорить об этом».

Он говорит об ошибочности подхода Силиконовой долины: «У Силиконовой долины особый путь: наличие большой идеи; повтор; фиксация неполадок; повтор снова. Это хорошо работает в программировании, но, вероятно, что при применении к очень сложным системам типа людей большую идею следует лучше проверить, прежде чем тестировать».

Наверное, можно сказать, что если раньше люди строили новый мир, то теперь новый мир, создаваемый информационными техгигантами, создает человека и человечество. И у никого нет права выбора, поскольку нет возможности вернуться в старый мир, он постепенно исчезает, пока не растворится вовсе.

Новый мир, к тому же, живет на новых перекрестках влияния, к которым мы еще не готовы. Эта неготовность выражается в отсутствии привычных средств защиты. Только постфактум страны начинают видеть свою уязвимость, что, кстати, является одной из примет именно гибридной войны, которая каждый раз хочет оказаться новой, чтобы объект атаки не был к ней готов.

Мы стали жить в мире быстрых изменений, что в свою очередь требует и быстрых решений. Однако быстрое решение не всегда оказывается правильным. Тем более на него влияют операции влияния извне. В этом плане интерес представляет теория упреждающего управления Фуерта, который приходит к выводу, что сегодняшних проблем очень много и они не просто сложные, а и не поддаются решению, так что при кажущемся решении старая проблема просто преобразуется в другую. Американцы в своей стратегии на 2019 год выделяют такой тип разведки, как упреждающая, которая работает с будущими угрозами. Так что мир готовится к будущему даже на таком уровне.

Георгий Почепцов, detector.media