Надежда Савченко уже больше трёх недель находится в СИЗО. Героя Украины подозревают в подготовке террористического акта, сговоре с целью насильственного свержения конституционного строя и подготовке к посягательству на жизнь государственных деятелей.
22 марта Савченко лишили депутатской неприкосновенности, а на следующий день арестовали. По версии Генпрокуратуры, она и руководитель центра «Офицерский корпус» Владимир Рубан планировали теракт в парламенте и покушение на президента Петра Порошенко. В качестве доказательств ГПУ представила Верховной Раде видео- и аудиозаписи, на одной из которых Савченко говорит: «Я предлагаю переворот. Потому что их надо убирать физически, причём всех и сразу». Сама Надежда заявила, что это была «политическая провокация» с её стороны.
Оценивать серьёзность заявления Савченко и саму её фигуру можно по-разному, но нельзя отрицать, что часть населения Украины поддерживает такие взгляды и считает физическую расправу над политиками и олигархами приемлемым способом спасения страны.
Заявления Савченко услышала вся Украина, но похожие разговоры разной степени серьёзности явно ведутся и среди менее известных личностей. Иногда они даже приводят к реальным последствиям.
О том, сколько граждан в Украине готовы к радикальным действиям, от чего зависит эта готовность и какова вероятность того, что она воплотится во что-то реальное, Фокус поговорил с директором фонда «Демократические инициативы» Ириной Бекешкиной и генеральным директором Киевского международного института социологии (КМИС) Владимиром Паниотто.
Косвенные цифры
Исследований о том, сколько украинцев в реальности готовы взять в руки оружие и пойти на убийство тех, кто, по их мнению, мешает им жить, социологи не проводили. Тем не менее КМИС несколько раз спрашивал респондентов, готовы ли они к протестным выступлениям, и если да, то какие формы протеста считают приемлемыми для себя. До войны выходить на улицы были согласны 34% украинцев. К 2015 году количество таких людей увеличилось почти до 50%, а к декабрю 2017-го снизилось до 40%.
Владимир Паниотто Генеральный директор Киевского международного института социологии
«Даже маленького процента людей, готовых к радикальным действиям, достаточно, чтобы осуществить эти действия»
Если говорить о более радикальных формах, например о захвате зданий, то в декабре 2014 года к этому были готовы 0,7% респондентов, и эта цифра сейчас не изменилась. Участвовать в создании независимых вооружённых формирований в 2014 году были не против 1,2% украинцев, сейчас — 0,6%.
«С одной стороны, мы видим, что количество людей, готовых протестовать, не увеличилось. Но с другой стороны, мы ведь не смогли предсказать появление Майдана. Исследование, проведённое перед ним, показало, что число готовых к протесту людей было вдвое меньше, чем показатели во время первого Майдана», — рассказал Фокусу Владимир Паниотто.
По его словам, помимо общей напряжённости в обществе, для взрыва нужен ещё и спусковой механизм, точка невозврата, которая заставляет граждан предпринять решительные действия. «Во время исследования, проведённого перед Майданом, мы не спросили людей об их возможной реакции, скажем, на избиение студентов. Если бы спросили, возможно, получили бы более адекватную оценку. Люди часто сами не знают, как будут себя вести», — объясняет Паниотто.
Социолог считает: несмотря на то, что количество готовых к радикальным действиям граждан не растёт, сейчас те, кто к таким действиям всё-таки готов, стали более опасными, чем были до войны. Причина — оружия в свободном доступе стало намного больше.
Паниотто подчёркивает, что между количеством тех, кто готов «перестрелять политиков и олигархов» на словах, и тех, кто может сделать это в реальности, — пропасть. Кроме того, люди намного более радикальны, когда высказывают своё мнение анонимно. Например, исследование КМИС о ненависти в интернете, посвящённое комментариям к политическим текстам в СМИ, показало, что ненависть содержится в каждом третьем комментарии. «Но если говорить о реальном поведении и готовности людей сделать то, о чём они пишут, я думаю, что процент будет очень низким. Другое дело, что даже того маленького процента вполне достаточно для того, чтобы осуществить эти действия», — говорит социолог.
От чего это зависит
Во многом, по мнению Паниотто, на готовность к радикальным действиям влияет не только объективная реальность, но и её субъективное восприятие населением. А с этим у украинцев, как показывают исследования КМИС, есть нестыковки.
«Например, уровень бедности с 2014-го по 2015 год вырос почти вдвое, в 2015–2016 годах он оставался почти неизменным, а к 2017-му упал и сейчас продолжает падать. Уровень коррупции в последнее время немного снизился. При этом население считает, что уровень бедности всё время повышается, коррупции — тоже. Наверное, так происходит, потому что раньше о коррупции в высших органах власти говорили только два оппозиционных канала, а после революции о ней стали рассказывать все СМИ. Восприятие очень влияет на людей», — утверждает Паниотто.
По словам Ирины Бекешкиной, уровень недовольства властью и общей ситуацией в Украине сейчас большой. Но недовольство населения в нашей стране есть всегда и появляется обычно через полгода после очередных выборов. «Это понятно, ведь каждые выборы у нас — популизм и аукцион обещаний. Естественно, после прихода к власти очередной политической силы эти обещания не выполняются, и люди становятся недовольными. Посмотрите сами: на всех президентских и партийных выборах, за исключением тех, на которых в 1999 году Кучма был переизбран на второй срок, у нас побеждала оппозиция. Это говорит о многом», — считает Бекешкина.
По её мнению, очевидно, что экстремистский популизм также будет пущен в ход, но вряд ли станет пользоваться большим спросом — из-за страха. «Если посмотреть на рейтинги партий, которые прибегают к экстремистскому популизму, они очень далеки от преодоления барьера на выборах. И уровень доверия той же Савченко (30%), которая начинала как народная героиня, потом просто рухнул, причём это было ещё до её последних заявлений. Люди боятся насилия, и даже в опросе о том, как они относятся к разрешению на ношение оружия, большинство ответили отрицательно. Особенно после начала войны люди этого страшатся», — говорит Бекешкина. Она, как и Паниотто, считает, что, хотя настроенных радикально граждан мало, они всё равно могут быть опасными.
Ирина Бекешкина Директор фонда «Демократические инициативы»
«Радикализм — это влияние войны. И так было всегда»
«Это влияние войны, и так было всегда. В СССР после войны произошёл взрыв преступности. У этого явления много причин — экономических, психологических. Плюс ко всему общество привыкает к жертвам, они больше не становятся исключительным событием», — считает социолог.
Война и социальные потрясения, которые пережила и продолжает переживать Украина, приводят к тому, что старые нормы морали в обществе уже разрушены, а новые ещё не сформированы, и это тоже ведёт к радикализации.
«Если говорить о портрете человека, который может просто пойти и бросить в кого-то гранату, очевидно, что это очень неудовлетворённый собственной жизнью (работой и отношениями) и общественными процессами человек, часто с психологическими проблемами, то есть тот, кого специалисты могут назвать акцентуированной личностью. Это человек, у которого нет представления о ценности чужой жизни, нет табу на убийство», — объясняет Бекешкина.
Единицы из готовых к радикальным действиям — идеалисты. Бекешкина причисляет к этому типу и Савченко: «Она жила в своём особом мире, представляла себя Жанной д’Арк. Ещё до всех этих событий она искала место, в котором могла бы проявить себя как герой. Ей казалось, что она может всех спасти и повести за собой. Что из этого вышло, вы сами видите».
- dsq_needs_sync:
- 1
