Когнитивная война набирается сил

АВТОР: Георгий Почепцов

Когнитивная война была всегда, поскольку за наши мозги всегда боролись религия и идеология, только сегодня она становится намного успешнее, поскольку более точно может определять точки воздействия в когнитивной системе. Именно так работали, к примеру, миссионеры, обращая в свою веру самые разные народы.  

И за когнитивной войной будущее по множеству причин. Перечислим некоторые  из них. Во-первых, это мягкая война, в ней нет человеческих жертв, а именно так движется человечество, уходя от войны тел к войне за разум. Во-вторых, она может быть невидимой войной, когда результаты ее появляются, то изменить уже ничего нельзя. В-третьих, это война за интеллект и с интеллектом, поэтому перед ней открываются самые широкие перспективы по мере развития искусственного интеллекта. 

Суммарно следует признать, что это война относится к числу мягких, а не жестких. Это война может проходить практически незаметно. И это интеллектуальная война, против которой бессильна война физического порядка, на которую и ориентированы по большому счету вооруженные силы.

Когнитивная война призвана реструктурировать модель мира индивидуального и массового сознания в пользу того, кто ее ведет. Это делается за счет множества информационных и виртуальных интервенций, учитывающих слабые места атакуемого индивидуального и массового сознания. За атакуемой страной может закрепиться понимание failed state или страна-изгой, и ее лишат кредитов, а война превратится в финансовую. Лидер страны может лишиться авторитета. Враждующие социальные группы могут вступить в войну друг с другом. Все это примеры разрушения единства страны, которые не дают ей возможности стать сильной в противостоянии с противником, условным или настоящим, причем задолго до того, как противник “сурово нахмурит брови”.

Приведем некоторые варианты понимания сути когнитивной войны как нового понятия, предлагаемые исследователями. Например, такое представление: “Когнитивная война является стратегией, сфокусированной на изменении того, как целевое население думает, и с помощью этого на том, как оно действует” [1].

И еще: “Когнитивная война действует на стратегическом уровне, пытаясь разрушать и разделять целевые общества в мирное время с помощью некинетических средств. На оперативном уровне стратегия когнитивной войны опирается на информационные операции, сборе и распространении дезинформации, пропаганде и политически чувствительной информации, как фейковой, так и реальной. На тактическом уровне это включает использование пропаганды и связанных политических типов подрывной деятельности, распространяемых с помощью традиционных и социальных медиа”. 

И один из выводов этого исследования: “Целью Кремля является вмешательство в наш разум, чтобы изменить не только то, как избиратели голосуют, но и то, как избиратели думают. Когнитивная война делают информацию оружием и использует имеющиеся в западном обществе разломы для достижения политических целей”.  

Как видим, опорой становятся уже имеющиеся в обществе конфликты. А таких конфликтов (политических, идеологических, исторических, языковых) всегда есть достаточное количество в любом обществе. Тем более, если они будут еще и сознательно усиливаться извне. Это разрушение единства общества, что ведет к его ослаблению.

Авторы исследования акцентируют: “Когда российские кампании когнитивной войны получают успех, это происходит по той причине, что нарратив, продвигаемый Россией, более убедителен для имеющихся групп населения, чем альтернативы, предлагаемые самим государством или обществом. Когнитивная война расцветает в политических системах, где низко доверие к правительству, где социальные разломы разделяют людей по глубинным этническим, политическим, экономическим, социальным и культурным линиям, и где большие объемы населения чувствуют свою отдаленность от государства и своих сограждан. Российские дезинформационные и пропагандистские кампании эффективны, когда они усиливают существующие взгляды, предрассудки и предубеждения, существующие внутри целевого общества”.

Тут не хватает указания еще и на то, что атмосфера неудовлетворенности может может создаваться и в чисто физическом пространстве. Это может быть, к примеру, нехватка продуктов, высокие цены, показная роскошь других. Это накопление обид, которые потом могут “взрываться” в выборах или протестах.

К этому следует добавить и то, что когнитивную войну не только не знают, но и не любят военные, а именно они и должны иметь ее в своем арсенале. Один из анализов констатирует: “Когнитивная война не является борьбой, к которой стремится большинство профессиональных военных. Мало обсуждаемый аспект ее состоит в том, что наша военная и стратегическая культура воспринимают ее как глубоко бесчестную борьбу. Культурное предубеждение, если не реальное когнитивное слепое пятно, работает здесь и замедляет наше реагирование” [2]. 

Военные эксплуатируют то, что есть. Они не столько вводят что-то новое, как усиливают уже имеющееся. Наш мир более управляем, чем это нам представляется. Наше прошлое более серьезно влияет на наше будущее, чем мы думаем.

Генерал-лейтенант Винсент Стюарт в принципе вообще видит современную войну как когнитивную битву [3]. По этой причине информацию надо контролировать: “Если вы не контролируете информацию или ваш цикл принятия решений разрушен, или ваши когнитивные возможности пострадали, тогда вы не сможете выиграть или эффективно бороться”.  И еще одно его замечание: “Те, кто победят в битве за информацию, выиграют все”.

Кстати, Стюарт считает когнитивную войну последним на сегодня пятым поколением войны [4]. А одно из вышеприведенных исследований констатирует, что сделать общество невосприимчивым к российской когнитивной войне можно только за десятилетия, а не годы [1]. Все это, вероятно, является следствием тех же прошлых десятилетий, во время которых постсоветские страны находились под влиянием  общих информационных и виртуальных потоков, как в СССР, так, кстати, и во времена царской России, когда и была создана общая ментальная система. 

Очень интересно реинтерпретировал ситуацию когнитивного типа войны представитель разведсообщества С. Грин. Он как бы нашел новые точки конкретизации, что же это такое: “Когнитивная война представляет собой не просто расширение информационных операций. Несмотря широту подхода и разнообразия его элементов, когнитивная война должна пониматься не как случайный набор свободно связанных подходов, а как искусство, существующее в сфере “морального пространства” войны. Оно присутствует там, как маневренная война существует в “физическом пространстве”. Таким образом, когнитивная война так относится к моральному пространству, как маневренная война к “физическому пространству” – оба являются подвидами более общих конструктов и неодиноки в этой категории. Используемая сознательно или случайно когнитивная война может 1) создавать поддержу конфликта у нужного населения и 2) атаковать когнитивные слабости вражеского населения, чтобы обойти превосходящие военные силы. По сути когнитивные воины стараются разрушить волю противника, а не саму его способность воевать” [5]. То есть, говоря другими словами, действуют на мозги, а не на тело, затрудняя военное реагирование.

Грин также акцентирует следующее слабое место в западном варианте коммуникаций: “Западный дискурс особо уязвим для разрушения из-за внимания, уделяемого демократическому плюрализму, политической корректности, а также преобладанию культуры вины. Фактически эти факторы среды определяют принятый дискурс, когда все точки зрения принимаются во внимание и признаются “легитимными”, если они отличны от других”. 

Это один из самых понятных выводов. Систему, которая изо всех сил удерживает доминирование одного дискурса, атаковать сложнее, чем систему с плюрализмом дискурсов, поскольку в этом плюрализме всегда может присутствовать “анти-дискурс”, запускаемый специально.

 Когнитивные проблемы в принципе более широко представлены в реальности, чем нам кажется. Вероятно, к этой проблематике мы должны отнести и такую квази-военную сферу, как проведение допросов и под., где также пытаются “точечным” способом вывести человека на выдачу нужной информации.

Понятно, что перед нами коммуникация. Но она отличается от традиционного понимания тем, что точка воздействия здесь определяется очень четко. Это попытка управлять мышлением. В модели Оруэлла эта попытка достигалась с помощью отбора слов, а в данном случае акцент делается на том, что стоит за словами, которые лишь поверхностно манифестируют нужные цели.

Социальные медиа как участник процесса воздействия оказались его “лакомым элементом”, поскольку усиливают важные для воздействия моменты. Среди других аспектов, обеспечивающих, например, успешность российских информационных операций, называют такие: исторические отношения целевой страны с Россией, процент этнических русских среди населения, этническая гомогенность, расовый конфликт, миграция, национальный контроль медиа и интернета, уровень доверия между гражданами и их правительствами [6].

В социальных медиа подвергаются воздействию участки мозга, связанные с вознаграждением и зависимостью. Это то, что в наименьшей степени мы можем контролировать. Именно это и создает психологическую почву для лайков и желанием поделиться информацией. Если вспомнить эру советских анекдотов, то желание рассказать другим  то, что понравилось, и было основным “моторчиком” для распространения. Получается, что ничто в нашем мире не поменялось, работают те же стимулы, только в иной среде.

Коронавирус по-настоящему “встряхнул” Twitter, Facebook, YouTube в борьбе с фейками, чего они долго до этого  не могли сделать.

 М. Цукерберг объяснил это тем, что в случае медицины различия между плохой и хорошей информацией более понятны, чем в случае политики: “Когда вы имеете дело с пандемией, многие люди переступили порог. Поэтому легче задавать политику, которая будет более черной и белой и занимать более жесткую позицию” [7].

Коронавирус предстал внезапно как способ применить свои силы против традиционного врага, которое теперь вписывают в причины коронавируса. А современные враги – это не те с кем ведется физическая война, с ними ведется война информационная, виртуальная, когнитивная – война в головах людей

 Сегодня заговорили о том, что коронавирус может изменить расклад сил в глобальной политике. Китай может занять новое место в этом раскладе, несмотря даже на то, что вирус пришел от него. Но получается, что важны не причины, а следствия. Аналитики пишут: “Глобальный порядок” имеет тенденцию сначала меняться постепенно, а потом внезапно все сразу становится другим. В 1956 провальная интервенция в Суэц заложила падение британской мощи и задала конец британскому правлению как глобальной силы. Сегодня американские политики должны признать, что если США не смогут подняться, чтобы соответствовать моменту, пандемия коронавируса может означать другой вариант “суэцкого момента” [8].

Коронавирусом воспользовались, чтобы пугать страхом, подталкивать покупать псевдолекарства, создавать внимание к своей рекламе [9]. Все это можно обозначить термином коммерческая дезинформация. До этого мы больше имели дело с политической дезинформацией, особенно в период выборов. Выборы и ситуация с коронавирусом имеют то общее, что и тут, и там велика роль неопределенности. А она порождает не просто отсутствие информации, а и желание заменить ее чем-угодно. Тем более страх за свою жизнь заставляет людей читать многое без разбору, когда эмоциональное побеждает рациональное.

В свою очередь этой ситуацией воспользовались для “стрельбы” по своим традиционным врагам. Россия, Китай и Иран начали связывать коронавирус с привычной антиамериканской тематикой  [10]. Медицинский кризис стал работать на четкие политические цели, выверенные десятилетиями. Коронавирус пришелся кстати, оживив старые нарративы и сделал их актуальнее [11]. Он в общем и целом сразу стал частью государственной политики по борьбе с традиционным врагом. При этом выборы удерживают внимание и к войне с помощью твитов, ведущейся из-за рубежа [12 – 13].

Информационное пространство на наших глазах стало намного мощнее, чем раньше, но одновременно оно потеряло очень важный параметр – достоверности своих сообщений. Многое из того, что распространяется должно идти под рубрикой “хотите верьте – хотите нет”. Однако отсутствие такой цензуры было важной составляющей бизнес-роста техгигантов. 

В США также сегодня в принципе недостаточно достоверная информационная среда. Например, 41% американцев считают, что новости сегодня менее достоверные, чем раньше [14]. Они ищут достоверные источники, но при эт ом 28% получают свои новости из источников, которые сами признают недостоверными. При этом интересно и важно то, что 20% ищут новости из источников, которые имеют иную точку зрения, чем их собственная. Кстати, это и частичный ответ на вопрос, почему на постсоветском пространстве люди смотрят и провластные, и антивластные телеканалы. Получается, что они хотят услышать о власти из оппозиционного источника, считая его более объективным по отношению к власти.

Не менее важным представляется выделение типов потребителей новостей в США. Социальные сети и новости от сверстников больше всего потребляют молодые, женщины, с малым образованием и малыми доходами. Читатели газет существенно старше. Радионовости потребляют работающие мужчины с высшим образованием. Онлайновые новости принадлежат молодым, более образованным, зарабатывающим больше.

Женатые/замужние попали в отдельную графу. Среди них втрое больше считают достоверными новости от друзей, семьи и своих сверстников. Они наполовину меньше ищут оппозиционную точку зрения, чаще берут новости из источников, которые считают менее достоверными. То есть вполне благонадежные с точки зрения государства “ребята”. Кстати, женатых больше любили и в советское время, только их можно было отправлять за границу.

Есть и существенные трансформации информационного ландшафта, происходящие на наших глазах. Оно возникло с приходом на авансцену нового поколения, у которого всегда были и будут другие мозги. Миллениалы, которые выросли и обзавелись деньгами, трансформировали под себя то, что могло умереть, например, порноконтент: “несмотря на бесконечный доступ к бесплатному контенту, миллениалы, уже привыкшие платить за сериалы, музыку и фильмы, охотно начали тратить деньги на стриминговые платформы с порноконтентом. Почти треть миллениалов расходовали в два раза больше, чем старшее поколение. Повзрослевшие подростки, в отличие от сорокалетних, всегда ищущих выгодные цены, были готовы платить больше за удобство и интересный контент. Также для них было важно поддерживать влиятельных по их представлениям людей, чтобы ощущать свою причастность к их успеху” [15]. 

И еще один такой пример того, как индивидуальное поведение меняет социальное: “Любовь 20-30-летних к социальным сетям породила огромную индустрию влияния и дала жизнь новым отраслям и площадкам онлайн-торговли. Важнейшую роль здесь сыграл Instagram: согласно исследованиям, миллениалы не только покупают одежду и продукты, которые хорошо выглядят на фотографиях, но и путешествуют, опираясь в основном на фактор, называемый instagrammability («инстаграмность»). По данным британского издания Independent, почти половина молодых путешественников выбирает поездки в те места, которые хорошо смотрятся на снимках в соцсети: чтоб не только самим насладиться пейзажами, но и заслужить всеобщее одобрение и получить новых подписчиков. Это подтверждают и другие отчеты. После «высокой инстаграмности» среди важных пунктов миллениалы отметили стоимость и наличие алкоголя, возможности для личного развития и местную кухню. Осмотр достопримечательностей остался на последнем месте — за него проголосовали 3,9 процента опрошенных. Таким образом «инстаграмность» затронула большую и значимую сферу, и владельцы отелей бросились делать свои апартаменты фотогеничными, а рестораторы принялись за экстравагантные подачи традиционных блюд” (там же). Мы видим, что новые мозги привнесли новое видение мира, которое сквозь сети стало воплощаться в действительность.

Информационные и виртуальные потоки активно меняют наши мозги. Когда это делают военные по отношению к своему противнику, это именуется когнитивной войной. Но по сути перед нами идут те же процессы, хотя и в совершенно мирных контекстах. Правда, и объект воздействия тот же – человеческий разум.

Военные исследователи практически всех стран (от США до Китая) берут сегодня когнитивную войну под особое внимание, чтобы не дать своему потенциальному противнику раньше их овладеть этим искусством на новом уровне [16 – 20]. И это понятно, поскольку техника может меняться ускоренными темпами, но человеческий разум будет оставаться тем же, поэтому опасность такого подхода будет только расти, а стоимость ведения такой операции падать.

И напоследок бонус тем, кто дочитал – нечто веселое по поводу реагирования на коронавирус. Н. Петров пишет: “Историю про недоверие к авторитетам подогревает еще и семантическое поле приключившейся напасти, связанное с представлениями о короне. Скажем, возникает интернет-мем про «коронавирус в России», где изображены Киркоров, Басков, Сергей Зверев и Галкин в коронах. Другие картинки высмеивают таким образом первых лиц государства. В обоих случаях сообщение понятно: не так страшен вирус, как некоторые личности в стране. Бумерангом это недоверие к властным институтам и отдельным персонажам усиливает паранойю в отношении вируса. Наконец, к осмыслению коронавируса подключается «советская ментальность», породившая замечательный мем: фотография знаменитого бальзама «Звездочка», а под ней подпись: «Российские ученые нашли лекарство от коронавируса, но они не могут его открыть». Надо было жить в СССР, чтобы понять, о чем здесь речь. Так же мы плодим «героические нарративы» о сопротивлении вирусу во имя общественного долга: мол, какие бы болезни ни были, а работать надо, мы духовно стойкий народ, мы затянем пояса и вытрем всем сопли и т.д. Человек, мужественно идущий на работу в соплях, популярная фигура в определенных сегментах рунета. Отчасти поэтому так тяжело России объявлять карантинные мероприятия и меры, они в действительности противоречат героическим нарративам поведения в быту, которые в большинстве своем хоть и родом из СССР, но активно культивировались в последнее время. Разумеется, с советскими представлениями связана и закупка строго определенного списка продуктов, где в топе — гречка” [21]. Это явно один из когнитивных приемов борьбы со страхом – посмеяться над ним…

• Backes O. a.o. Cognitive warfare. The Russian threat to election integrity in the Baltic states https://www.belfercenter.org/sites/default/files/2019-11/CognitiveWarfare.pdf
• Bienvenue E. a.o. Cognitive warfare https://cove.army.gov.au/article/cognitive-warfare
• Underwood K. Cognitive Warfare Will Be Deciding Factor in Battle https://www.afcea.org/content/cognitive-warfare-will-be-deciding-factor-battle
•  Pomerleau M. DIA director: We are preparing to fight the last war https://www.c4isrnet.com/show-reporter/dodiis/2017/08/14/dia-director-we-are-preparing-to-fight-the-last-war/
• Green S.A. Cognitive warfare http://www.theaugeanstables.com/wp-content/uploads/2014/04/Green-Cognitive-Warfare.pdf
• Jakubowski G. What’s Not to Like? Social Media as Information Operations Force Multiplier https://ndupress.ndu.edu/Media/News/News-Article-View/Article/1914738/whats-not-to-like-social-media-as-information-operations-force-multiplier/
• Smith B. When Facebook Is More Trustworthy Than the President 
• Campbell K. M. The Coronavirus Could Reshape Global Order. China Is Maneuvering for International Leadership as the United States Falters https://www.foreignaffairs.com/articles/2020-03-18/coronavirus-could-reshape-global-order?utm_medium=social&fbclid=IwAR2NY-fukdbfBrkm1tX6Byu0rMoHS1usHlBBX9yNsaY2QZNcd0rzhL_3aOM
• Watts C. The Disinformation Outbreak About the Coronavirus Outbreak: What to Make of the False Information Plague? https://www.fpri.org/fie/disinformation-outbreak-coronavirus/
• Chernaskey R. Iranian, Chinese and Russian Overt Media on Coronavirus https://www.fpri.org/fie/overt-media-on-coronavirus/
• Пропаганда во время чумы — между рептилоидами и снятием санкций. Краткий путеводитель по кремлевским нарративам в эпоху коронавируса https://reform.by/propaganda-vo-vremja-chumy-mezhdu-reptiloidami-i-snjatiem-sankcij
• The Russia tweets https://russiatweets.com/
• Russian Troll Tweets by Content Type https://public.tableau.com/views/RussianTrollTweets1/
• American news habits and the challenge of truth decay https://www.rand.org/blog/rand-review/2020/03/american-news-habits-and-the-challenge-of-truth-decay.html
• Кадочникова С. Взрослые в порядке. Как миллениалы изменили отношение всего мира к порно и спасли его от исчезновения https://lenta.ru/articles/2020/03/10/millennials_saved_porn/
• Tsung-ch Y. Winning against cognitive warfare http://www.taipeitimes.com/News/editorials/archives/2020/02/09/2003730624
• Silverstein N. The New Geopolitical Space in the Information Era: A Neuroscientific Approach to National Security https://digitalcollections.sit.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=4062&context=isp_collection
• Burton R. China’s cognitive warfare https://www.carnegiecouncil.org/studio/multimedia/20190211-china-cognitive-warfare-rachael-burton
• Cheatham M.J. Wars of Cognition How Clausewitz and Neuroscience Influence Future War-Fighter Readiness https://www.airuniversity.af.edu/Portals/10/ASPJ/journals/Volume-32_Issue-4/F-Cheatham.pdf
• Tashev B. a.o. Russia’s Information Warfare Exploring the Cognitive Dimension https://www.usmcu.edu/Portals/218/CAOCL/files/RussiasInformationWarfare_MCUJ_Fall2019.pdf?ver=2019-11-19-093543-040
• Петров Н. Параноидальный стиль. Как передается и мутирует паника https://www.kommersant.ru/doc/4290760?from=main_ogoniok

АВТОР: Георгий Почепцов